Глава 19

Божий урок

ЛЁНЯ ЗАМЕТИЛ, ЧТО все ребята изменили отношение к нему. Иногда навещали как больного, что-нибудь приносили, но на разговоры не шли, торопясь уйти.

Когда началось падение его авторитета? Уж не с появления ли Серафима? Сначала над Чудиком насмехались, потом стали слушать с любопытством и даже с интересом. Серафим открыл им что-то новое, какой-то иной мир. И ребят влекло к нему.

“Я надеялся, — думал Лёня, — что все это временно: лагерь исчезнет, уедет Серафим, и пацаны вновь от скуки потянутся ко мне. А что теперь могу я им дать? Мать не хочет вернуть мне Комарихину книгу. Да еще Семен появился, пообещавший отдать дом для воскресной школы… И Николай… Н-да-а…

Я полез с кулаками на Серафима, а он обихаживает меня, как брата. Я пустил слух о Семене, а он мне костыли соорудил. И с лодкой скверно получилось. Все догадались, что подбросил ее Николаю я. А ведь мы с ним когда-то дружили. Явно что-то не то и не так…”

Размышления его прервал стук. Вошли Николай и Серафим. Они помогли Леониду в необходимом. Лёня был смущен.

— Не пойму: на фига вам возиться со мною?Вместо ответа последовал вопрос Серафима:

—Знаешь ли, что сделал Господь на тайной вечери перед распятием? —Нет. —Он умыл ноги Своим ученикам. С кого же нам брать пример, как не с Бога?

Лёня секунду помолчал, а потом с вызовом обратился к Николаю:

—Неужели правда, что я слышал: ты после учебы собираешься вернуться в нашу дыру? Стоило ли кончать академию? Тебе что, не предлагали ничего лучшего? —Предлагали, Лёня, предлагали аспирантуру, несколько мест. —Так что же? —Меня сюда тянет. Не знаю, почему. Может, корни мои здесь. Как-никак, все предки тут жили. Теперь почивают на деревенском погосте.

Уже вечерело. В комнате наступил полумрак. Николай распахнул окошко. Птичьи трели донеслись до них.

—Да, конечно, многие куда-то удрали. А я люблю эти места. Они для меня родные, словно зовут меня. Возьми наш прежний яблоневый сад. Ты же знаешь, каким он был когда-то. Мы еще мальчишками его застали. Такую красоту редко где увидишь. Потом его забросили, он одичал, деревья на дрова попилили — жутко взглянуть. Будто смерть прогулялась со своей косой. Душа болит о нем.

Николай прошелся по скрипучим половицам и присел поближе к кровати.

—А чем наш край уступит другим? Только приглядись, какие красоты нам по наследству достались. А когда расцветет наш новый сад… —Вас послушать, и соловья не надо, — засмеялся Леонид. — Красивый дуэт у вас получается. —Зачем ты так, Лёня? — покачала головой Катя, входя в комнату и угощая всех чаем. — Ребята стараются, помогают тебе, а ты опять со своими насмешками. —Смотрите, какая заступница! Ну-ну… — и, чтобы разрядить атмосферу, добавил. — Это я к тому, что Николай после академии мог бы выбрать себе что-нибудь более подходящее, чем нашу Богом забытую деревеньку. —Не Бог забыл о нас, а мы Его. А для меня что может быть более подходящим, как не возрождать родной край?! — возразил Николай и, прищурившись, добавил: — Мне кажется, что именно ты не хочешь, чтобы в нашу деревню вернулся Семен, не хочешь, чтобы тут бывал Серафим… Или я ошибаюсь? —С чего ты это взял? Живи тут, если хочешь. Да и Семен мне тоже пока ничего плохого не сделал.

—“Пока”! — засмеялся Николай. — Ты будто ждешь от людей какой-то пакости.

—Я не о вас, но не зря говорится: человек человеку волк. Каждый о себе только и думает. Что, не так?

—Не так, Лёня, не так, — нахмурился Николай. —Брось! Не видишь, что творится вокруг? Приглядись: зло торжествует. А ты что примолк, будущий попик? И ты не хочешь признать, что зла — море? —Да, — согласился Серафим. — Но, как говорил один старец: зла море, а добра — океан. Иной раз и беды даются для добра. —Даже? — ухмыльнулся Лёня. —А ты не задумывался, что все даруется нам как урок? Кстати, я давно хотел спросить, — поинтересовался Серафим, — как это с тобой произошло? —Ты о чем? —Да о ноге твоей. Что ты делал в тот момент, когда… —Не твое дело! — резко оборвал его Леонид. — Тоже мне, следователь нашелся. —Конечно, не мое. Я бы хотел, чтобы ты сам себе ответил: почему Бог тебе такое дал? —Хватит в душу лезть, — возмутился Леонид. — Хватит! —Мне его мать рассказывала, — начала Катя. — Он в тот момент… —Прекрати! — закричал Леонид. — Оставьте меня! Все! —Прости! — поклонился больному Серафим. —Не обижайся на нас, — присоединился
Николай. — Поправляйся!

Серафим и Николай вышли.Катя подошла к кровати.

— Не сердись и на меня. Я думала, что будет лучше, если зло не таить в себе. Ты же раньше совсем другим был.

Катя погладила его руку и выскользнула из комнаты.

“Да. Да. Да. Чудик прав, — четко осознал Лёня. — Я поднял руку на Бога, и Он дал мне урок. Разве не так?”

Во дворе опять завыла собака.Мать, поохивая, мыла пол. Лёня знал, что у нее давно болят и руки, и ноги. Теперь он увидел, как ей трудно разгибать поясницу. Но кто пол помоет, как не она?

“А если бы я не был в гипсе, помыл бы?” — заглянул он в себя и заботливо произнес:

—Мать, а, мать, присядь, отдохни.Она, вопросительно глядя, присела на край кровати.

—Я забыл, кто там, на стене, висит? —Это дед твой, мой отец. Это братья мои,
сестры, их мужья, дети. Теперь детки уже
большие. —Дай-ка поближе глянуть.

Мать сняла фотографии и принесла Лёне. Тот долго рассматривал каждое лицо.

—Видишь, у всех какие большие семьи. И все дружно живут. Еще для моего деда семья была дороже всего. За нее, да и за каждого из нас, он и голову сложил под Брестом. Уже после войны ему орден дали. Героем, значит, погиб. В честь него и тебя Леонидом назвали. Он тихий был, скромный. Его все село любило. Всем помогал, безотказный такой.

Ты на него похож и лицом, и фигурой. Только походка у тебя другая. В детстве, да и в юности, и характером на него походил, пока к Комарихе не стал наведываться. Тогда тебя словно подменили. Что дальше с тобой будет? Ох, Господи!..

—Хватит причитать. Вот поправлюсь, сам в избе пол мыть буду. —Да неужто? —Тебе же, я вижу, тяжко уж.

И вдруг, взяв гитару, он задумчиво запел:Ты жива еще, моя старушка?Жив и я. Привет тебе, привет!

Пусть струится над твоей избушкой

Тот вечерний, несказанный свет.

Мать замерла, слушая.

Пишут мне, что ты, тая тревогу,Загрустила шибко обо мне,

Что ты часто ходишь на дорогу

В старомодном, ветхом шушуне.

Мать подошла к окошку и посмотрела вдаль.

Лёня подумал, что ее еще совсем молодой бросил муж, и никого у нее, кроме него, непутевого, не было. А что он дал ей? И тут сами собой зазвучали слова: Я по-прежнему такой же нежный И мечтаю только лишь о том, Чтоб скорее от тоски мятежной Возвратиться в низенький наш дом.

В возникшей паузе она призналась:—Я и не знала, что ты так хорошо поешь. Лёня, будто глядя в некую даль, продолжил:

Я вернусь, когда раскинет ветвиПо-весеннему наш белый сад.

Только ты меня уж на рассвете

Не буди, как восемь лет назад.

Не буди того, что отмечталось,

Не волнуй того, что не сбылось, —

Слишком раннюю утрату и усталость

Испытать мне в жизни привелось.

Мать подошла к кровати и по-новому загляделась на сына.

И молиться не учи меня. Не надо!К старому возврата больше нет.

—Почему “не учи”, Лёня? Лучше пой: “И молиться научи меня. Мне надо!” У Сергея Есенина есть другие слова. Ты лучше их вспомни. —Да, есть другие, — согласился Лёня и, пробежав перебором по струнам, продолжил:

Чтоб за все грехи мои тяжкие,За неверие в благодать,

Положили меня в русской рубашке

Под иконами умирать.http://romanov-murman.narod.ru/detki/rasskazy/chudik/index.htm#a19