В ГОСТЯХ У СКАЗКИ: НАТАЛЬЯ КЛИМОВА. Сказка про гонца Акима и царевну Лукерью

В некотором царстве, в некотором государстве жил один очень несчастный гонец.  А, беда его заключалась в том, что влюбился он не в торговку пуговиц, не в мороженщицу, и даже не в свою соседку-хохотушку Анну…
Сердце юного гонца навеки вечные было отдано царской дочери, красавице Лукерье.

— Эх, Акимушка, погубит тебя любовь к царевне, — сетовал его отец Макарий, служивший при дворе кожевником.

— Батюшка, да как же любовь погубить может? – только и пожимал плечами Аким, — Ежели она настоящая, любому злу противостать сможет!

— Злу-то противостанет, да только денег тебе не принесет. А, без них какое сватовство? Высмеет тебя царь, а царевна даже и не поглядит в твою сторону. Нет, Акимушка, бросай ты по Лукерье вздыхать, и найди себе девицу скромнее.

Но, гонец надежды не терял, и верил, что однажды случится чудо…  Верил он до тех пор, пока царь не велел ему доставить тридцать три грамоты:

— Я приглашаю царевичей из всех ближайших государств, чтобы выбрать достойную пару для своей дочери. Пришло время ее замуж выдавать. Поторопись, гонец! Как только съедутся гости, устроим пышный бал!

Почернел Аким от горя, да делать нечего. Сел на лошадь, и поскакал выполнять поручение. Все тридцать три государства объехал, в тридцати трех дворцах побывал, и понял, наконец – никогда Лукерья за него замуж не пойдет… Не обучен он манерам, как молодые царевичи, не сидят на нем так ладно костюмы, даже вальсы танцевать он не умеет. А, про сокровища и говорить нечего! Откуда они у него?..  Зато у царевичей драгоценностей хоть отбавляй. Видимо, прав был отец. Никогда им с возлюбленной вместе не быть – не ровня он ей.

А, пока Аким домой возвращался, царь, хватаясь за сердце, причитал:

— Горе мне, горе, окаянному! Не смог я дитя любимое в строгости воспитать! Разбаловал царевну! Кто ее теперь замуж возьмет? Ничегошеньки она не умеет, ничегошеньки делать не желает. Всем перечит, всем грубит! Не успела ее мать уму разуму научить, умерла рано. А, из меня худой отец получился…

Придворные на это лишь качали головами, и неуверенно шептали:

— Авось, найдется царевич, согласный ее величество в жены взять?..

Но, царь только вздыхал:

— Я такого глупца ни в одном государстве не встречал.

Тут как раз и Аким прискакал. Въехал он в царский сад, чтобы доложить государю о врученных грамотах, глядит, а на скамейке сама Лукерья сидит!

— Царевна, разрешите обратиться, — дрогнувшим от волнения голосом сказал гонец.

— Обращайся, — безразлично пожала плечиками Лукерья.

— Тридцать три грамоты для тридцати трех царевичей доставлены по назначению! Все женихи обещали приехать на бал.

Тут царевна как вздернет свои бровки-ниточки, как сощурит сердито серые глазки-бусинки:

— Это какие такие царевичи сюда ехать надумали?! Это кто позволил им женихаться?!

— Так отец ваш позволил, — растерянно пробормотал Аким, — царь батюшка решил замуж вас выдавать. А, вы разве не знали?

Скривила Лукерья свои алые губки, да как заверещит:

— Не хочу я замуж! Немедленно отменить бал! А, тебя, гонец, за то, что ты такую дурную весть мне принес – в темницу!

Только и успел Аким печально вздохнуть, как прибежала царская стража, схватила его под белы рученьки, да в сырую темницу бросила…

Лукерья же побежала к отцу:

— Что это вы, папенька, удумали?! Замуж меня выдавать? Не пойду! Так и знайте, ни за что на свете не пойду! Мне и одной неплохо: когда захочу, тогда и встаю, где хочу, там и гуляю.  Отродясь никому не повиновалась, и повиноваться не стану!

Царь, услыхав это, глаза закрыл, и шепчет придворным:

— Видали? Видали, как дерзит государю? И, что с ней дальше делать ума не приложу. Нет, надо скорее ее замуж отдавать! Отца не слушает, так хоть муж ее приструнит!

Те кивают, а сами думают: «Нет, такую точно никто не образумит». Царевна же совсем разошлась: ногами топает, визжит что дитя малое да кулачками грозит:

— И пусть только приедут эти твои царевичи, я им такое устрою!

— Еще как приедут, — прикрикнул царь, а потом спросил, — Не видно ли там гонца нашего? Уж должен был вернуться…

— Гонца твоего я в темницу посадила, — усмехнулась царевна, — будет знать, как мое величество огорчать.

Тут царь и не выдержал:

— Ах ты злодейка! Невинного человека на страдания обрекла! Ну, Лукерья, этого я даже тебе не позволю! Вижу, доброту ты не ценишь. Воля твоя! Нянчиться с тобою больше не стану. Отправляю тебя саму в темницу! Будешь там сидеть ровнехонько до свадьбы! Перо мне и бумагу!

Придворные тут как тут. Один бумагу держит, другой перо подает. Царь нахмурившись, принялся писать: «Сим приказом повелеваю: гонца, пострадавшего из-за вредности царевны помиловать и отпустить, а Лукерью заключить под стражу до дня ее замужества».

Царевна от страха побледнела, но виду не подает. Стоит лишь, да очами грозно сверкает. Царь поглядел на нее, скупую мужскую слезу отер, и дописал: «Кормить негодяйку четыре раза в день. А, ежели кто из девиц согласится Лукерье прислуживать, то выдать той сундук серебра». Подпись поставил, и глаза закрыл. Чтобы не видеть, как любимое чадушко в заточение ведут.

— Нашлась ли служанка для меня? – спросила царевна, как только ее в темницу посадили.

— Нашлась, конечно! – усмехнулся страж, — виданное ли дело от сундука серебра отказываться!

Глядит Лукерья –и, правда, к ней прислужница Марфа бежит:

— Все ли у вас хорошо, ваше величество?

Нахмурилась царевна, и сквозь зубы бормочет:

— Да куда уж лучше! Не лезь ко мне с глупыми вопросами!

А страж в это время подошел к Акиму, что через стену от царевны заперт был, и говорит:

— Радуйся, гонец! Государь тебя освобождает. Дочку свою капризную он за непокорность наказал, так что будет она теперь в заточении вместо тебя сидеть!

— Царевна здесь?! – воскликнул Аким.

— Здесь, здесь, у нас тут всем места хватит, — подмигнул ему страж, — Выходи же, чего медлишь.

Подумал Аким, да и отвечает:

— Никуда я не пойду. Тут и останусь – рядом с Лукерьей. Может быть, ей не так страшно будет… Когда я еще смогу рядом с любимой побыть?

Услыхали это царевна со служанкой, переглянулись. Марфа ему и кричит:

— Никак забыл ты, гонец, что царевна тебя сюда и бросила!

— Ну и пусть, — прошептал Аким, — все равно я ее люблю.

— Это за что такую злющую девицу любить можно? – изумилась Марфа.

— Ни за что. Просто так, — еще печальней сказал гонец.

Смотрит Марфа, а Лукерья покраснела, словно свекла. Глаза долу опустила, и думает о чем-то.

— Царевна, — шепчет ей на ухо служанка, — я в темницу идти вам прислуживать и за сундук серебра не хотела, а этот за просто так остается! Чудной он!

— Почему это чудной? – тоже зашептала Лукерья, — меня что по-твоему и полюбить уже нельзя?

Марфа поглядела на нее, да как захихикает:

— Конечно, нет! Вы же все царство своими капризами да причудами замучили!

Хотела царевна отругать служанку, да сдержалась – постыдилась гонца. Думала она о чем-то весь вечер и всю ночь, а на утро и говорит Марфе:

— Слушай, помоги мне! Я скажу гонцу, что царевна – это ты, а я твоя служанка. Ты повелишь нам сбежать отсюда и найти для тебя место, где можно от женихов спрятаться.

— Но, за вами папенька скоро придет, и обман раскроется! – испугалась Марфа.

— Не бойся, я ему письмо напишу, а для тебя велю еще один сундук серебра пожаловать, — чуть не плача принялась ее Лукерья уговаривать.

Задумалась Марфа, а потом пожала плечами:

— Все равно не понимаю! Зачем вам служанкой притворяться?

— Стыдно мне, — залилась краской царевна, — я его в темницу бросила, а он все равно любит. Не смогу я ему в глаза поглядеть! Лучше мне сквозь землю провалиться!

— Надо же, — пробормотала Марфа, — сколько лет я прислуживаю во дворце, а чтобы вам стыдно было – такого еще ни разу не видала… Хорошо, я согласна.

Достала Лукерья бумагу и перо, а что писать не знает. Думала, думала, потом решила в стену постучать:

— Эй, гонец! Это я, Марфа! Тут царевна письмо батюшке хочет написать, но ничего не получается…

— Пусть извиниться перед ним сначала, — посоветовал Аким.

Подняла Лукерья перо в воздух, да так и застыла:

— Гонец, а как писать-то? Царевна никогда в жизни еще не извинялась!

— Пусть совесть свою послушает, — сказал Аким, — в чем она ее обличает, в том пусть и кается.

— Это неприятно, — захныкала Лукерья.

— Ничего, пусть потерпит! – ободрил ее Аким, — Зато потом на душе светло-светло станет!

Послушалась его совета царевна, и начала писать. Перо за ней едва поспевает. Исписала семьсот листов, и облегченно вздохнула:

— И, правда, не так уж это и сложно – прощение просить…

Марфа письмо спрятала, и говорит:

— Ваше величество, когда бежать изволите?

— А, это как гонец скажет, — улыбнулась Лукерья, — Ты нам, главное, повели укрытие от женихов найти.

Наморщила Марфа лоб, как это обычно Лукерья делала, и прокричала противным голосом:

— Гонец, это я, царевна Лукерья, с тобой говорю! Сможешь ли ты с моей служанкой сбежать отсюда? Я хочу, чтобы вы нашли для меня укрытие от царевичей. Ни один из них мне не мил! А, как только найдете укромное местечко, за мной и возвращайтесь.

— Все что пожелаете, ваше величество! – отозвался Аким, — мне отец кожевник подарил ремень, какой ни в одном царстве не найти. Я его через решетку на окне переброшу, потяну,  она согнется. В отверстие я и пролезу. А, как на свободе окажусь, так и ваши прутья раздвину. Пусть ваша служанка мне руку подаст, я ее вытяну.

Так они и сделали. Только Лукерья, чтобы гонец ее не узнал, на лицо шелковый платок набросила.

— Это, — говорит царевна, — меня ее величество заставляет от людей красоту свою прятать.

— Хорошо, — пожал плечами Аким.

— Что ж тут хорошего? – удивилась Лукерья, — Разве можно быть такой горделивой, как царевна? Она же никого краше себя в царстве не потерпит!

Ждала Лукерья, когда же гонец ей что-то ответит, но тот молчал, словно воды в рот набрал.

— А, где мы укрытие ей будем искать? – не выдержала царевна.

— Видел я как-то на опушке леса старую заброшенную избушку. Там ее точно никто не найдет. Давай поглядим, не развалилась ли лачуга!

Шли они всю ночь, устали, а как только светать стало, избушку и нашли. А, та старая престарая, вся покосилась от времени, дверь скрипит, ставни на окнах не открываются.

— Нет, — зажмурилась царевна, — Лукерья сюда ни за что на свете не войдет! Знаешь, в какой горнице она жить привыкла?! Да, у нее стены янтарем украшены, стол со стульями позолоченные, и везде чистота да порядок!

— Затем мы сюда и пришли, — закатал рукава Аким, — Я сейчас эту избу чинить стану, а ты окна отмой, пол подмети, печь растопи.

Растерялась Лукерья, но поглядела, как гонец работает, и захотелось ей вдруг помочь ему. Везде подмела, все вымыла, печь растопила, и даже старые занавески постирала. Только передохнуть присела, а тут Аким вздыхает:

— Проголодалась, наверное? Я тоже давно не ел… Надо в лес идти на охоту.

— Погоди! – всполошилась Лукрья, — Ты же всю ночь не спал, весь день работал, куда ты сейчас пойдешь? Тебя любой волк одолеет. Нет, сделаем по-другому. Я пойду крапивы поищу, из нее похлебку и сварю.

Выбежала из избы царевна, а сама думает: «Как же я его кормить буду?! Я же ничего не умею!»  Но, глаза бояться, а руки делают! Насобирала она целую корзину крапивы, худо-бедно,  а похлебку сварила. Сели они с Акимом за стол, она ему и говорит:

— А, знаешь ли ты, гонец, что царевне во время трапезы такие блюда подают, о которых ты никогда в жизни и не слыхал? Нашу похлебку она ни за что на свете есть не стала бы! Разбалована она, капризна и груба!

Но, Аким и на это ничего не ответил. Только брови нахмурил, и дальше ест. Принялась тогда Лукерья ему про себя все-все-все рассказывать: и как она папеньку не слушала, и как над придворными издевалась, и еще много чего такого, от чего со стыда сгореть можно. Когда же ничего утаенного не осталось, она вскрикнула:

— Ну что, гонец, любишь ты теперь свою Лукерью?

— Люблю, — ответил Аким, и снова замолчал.

Вышла царевна тихонько из избы, села за деревом и разрыдалась. Так ей горько стало… Оказывается, про себя она только плохое рассказать может… За всю свою жизнь ничего доброго не сделала!  Да, только слезами ничего уж не исправить. Встала Лукерья, да и пошла обратно в дом. Нашла нитки с иголками и решила гонцу рубаху новую сшить, пока он чердак ремонтирует. Только к рукоделью-то руки у нее не приучены! Иголка ее и так и эдак колет. Плачет Лукерья от боли, но работать все равно продолжает…

А, пока она шила, во дворец приехали женихи из тридцати трех государств. Спустился тогда царь в темницу, чтобы дочку на смотрины звать, а ее и след простыл. Марфа государю письмо с извинениями передала, он и пустился беглянку догонять. Едет со свитой по лесам, да по болотам, а у самого сердце из груди так и рвется:

— Не уберег кровиночку! Пропадет неумеха без мамок да нянек!

Видит свита, а посреди поляны избушка стоит. Да такая ладная, что глаз не оторвать: крылечко ровное, ставни резные, даже петушок на крыше имеется. Они и говорят царю:

— Зайдем, спросим у хозяев, может царевну нашу видали.

Сказано — сделано. Ступили они на порог, а Лукерья как увидала их, так и спряталась за печь. Только кружева от платья и видать. Присмотрелся царь и говорит:

— Уж не моя ли дочь тут за хозяйку?!

Тут Аким ему навстречу вышел, в пояс поклонился, и зовет государя со свитой к столу:

— Садитесь, гости дорогие, угостим, чем Бог послал!

Но, царь принялся его расспрашивать:

— Давно ли ты в этой избушке живешь, гонец?

— Да нет, только и успел отремонтировать ее горемычную, — отвечает Аким, — а пока я плотничал, хозяйка тут все вымыла, занавески постирала, печь растопила, крапивы нарвала, похлебку сварила, да еще рубаху мне затеяла шить. Так что теперь за избу нам не стыдно.

Слушает царь Акима, а сам думает: «Нет, не Лукерья здесь поселилась! Моя дочь полы мыть не умеет, стирать не любит, печь топить боится, кастрюли за километр обходит, а про шитье и говорить нечего…»

— Ладно, — сказал царь, — поедем дальше беглянку искать.

Обрадовалась царевна, что отец ее не узнал, подхватилась, чтобы гостей проводить, тут платок с лица ее случайно и упал! Смотрят на нее все, рты открыв от изумления, а Лукерья плачет:

— Папенька, вы простите, что я от вас сбежала! Просто я замуж за царевичей не хочу идти!

Поглядел на нее царь, и говорит:

— Вот такую девицу, как теперь передо мной стоит, любой в жены возьмет. Хорошей хозяйкой ты, Лукерья, стала… Взять-то тебя возьмут, да только отдавать кому? От царевичей ты сбежала!

Опустила царевна глаза, засмущалась, но отвечать не решается.

— Может, гонцу тебя отдать? – прищурился отец, — от него-то поди не сбежишь?

— Не сбегу, — засмеялась царевна.

Поженились Аким с Лукерьей и зажили в своей избушке так счастливо, что ни в сказке сказать, ни пером описать! http://elefteria.ru/dosug-skazki-skazka-pro-gontsa-i-tsarevnu-lukeryu/

 

Print your tickets