В одном пустынном месте на Востоке жил пастушок. Сам, хотя и с великим трудом, он выучился читать, а читал он постоянно одно и то же — Святое Евангелие, Псалтирь пророка Давида, и много думал, особенно когда наступала ночь и показывались звезды. Тогда пастух восклицал из глубины души: «Все это погибнет, все это изменится, а Ты, Создатель, тот же, и лета Твои не кончатся!»

Скоро стало ему казаться, что напрасно он хлопочет для временной жизни около своих овец и коз — одно продает, другое покупает, что-то бросает, что-то приобретает, а нужно заботиться только о том, чтобы спасти душу свою и войти в Царствие Небесное. Он был бы рад оставить свое стадо на волю Божию, чтобы самому идти прямо в Царствие Небесное, уготованное праведникам от создания мира. Но как туда попасть, пастушок не знал и не понимал. Когда Господь жил видимо, то говорил: «Иди за мной». Но Господь теперь невидим, — от кого же узнаешь, куда идти? Пастух размышлял: «В городе поселиться? Не было бы хуже. В пустыню какую идти?»

Пастушок и без того в пустыне был в полном одиночестве. Много он думал об этом, немало беспокоился, не зная, какую бы сделать перемену в своей жизни, каким путем направиться, чтобы приблизиться к Царствию Небесному и войти в него. Однажды он набрел на избушку и постучал в дверь. Вышел из нее старец, спросил: «Что тебе надобно?» Пастух ответил: «Укажи мне, отче, путь к Царствию Небесному». Старец разузнал о его жизни, что пастух никогда никого не обижал, не прелюбодействовал, была у него такая простая и чистая душа, что даже мыслям худым он не предавался. Подивился старец столь великой чистоте и простоте, подумал и сказал: «Чадо мое, иди прямой дорогой, никуда не сворачивай, и придешь в обитель Отца Небесного». Сказал это старец, но не стал объяснять слов, а ушел, затворив за собой дверь. Он подумал, что Господь Сам простосердечного пастуха приведет в Свое Небесное Царствие.

Пастух вышел на дорогу и, никуда не сворачивая, пошел прямо до того места, где земля сходится с небом. Долго шел он по этой дороге. Шел несколько суток, и наконец, увидел, что впереди дороги стоят постройки, окруженные стеной. На крышах виднеются кресты, в стене проделана дверь, а чтобы никуда не сворачивать, нужно ему пройти в эту дверь. Пастух постучал в нее, вышел к нему привратник, спросил у пастуха: «Что тебе нужно, и куда ты идешь?». Тот отвечал, что хочет дойти до Царствия Небесного, и что ему указано идти прямой дорогой, и что теперь ему нужно пройти через эту дверь. Привратник объяснил, что это монастырь, и он сходит, спросит игумена. Игумен приказал привести к нему пришедшего. Поговорив с ним, немало подивился его простоте: странник знал наизусть Новозаветное Писание, но что удивляло более всего, так это его великая простота и святая доверчивость к людям.

Несколько дней том назад старец сказал ему идти прямой дорогой. И он дошел, и будет идти до самой смерти, не сомневаясь в истине, сказанной старцем. «У этого пастушка, — подумал игумен, — душа такая праведная, что он не знает, какая есть неправда в людях и не подозревает в них лжи. Нужно беречь его». Игумен указал пастуху остаться в монастыре и занять место церковного дверника, чтобы открывать и закрывать церковную дверь, мыть и подметать полы. И еще предупредил его, что, если о чем спросить понадобится, спрашивать только у него. Стал пастух служить Храму Божиему, такому дивному и великолепному, какого он сам даже во сне не видел. В этом храме высоко над землей, под самым куполом, в глубине стены, в темноте, находился образ Спасителя величиной в человеческий рост, так чудно сделанный, что издали, казался живым.

Новый дверник, как только вошел перед службой в пустой храм, сразу почувствовал, будто он не один. Посмотрел вверх и увидел, что наверху кто-то стоит. До окончания службы дверник подошел к игумену с вопросом: «Отче, скажи, живой ли этот человек?». А день был воскресный, игумен, отслужив обедню, после причастия Святых Тайн, весь был полон духовной радости и любви христианской. Он взглянул на дверника с улыбкой и сказал: «Живой, чадо мое, живой и не умирает, и смерть им не обладает». Дверник так и понял эти слова, что в храме наверху живой человек поставлен, и что жизнь его не такая, как у всех людей. Хотел он расспросить игумена, как же это возможно, да не успел, подошла братия за благословением и разными делами. Когда игумен пришел к вечерне, дверник снова вопросил его: «Отче, кто же это стоит там?». Игумен вновь прямо ему не ответил, это, говорит, наш Пастырь и Дверник наш. Хотел было объяснить подробнее, да кто-то помешал. а простодушный пастух так и понял, что стоящий наверху прежде пас стадо, как он сам, потом пришел в монастырь, занял должность дверника, а за неисправность был с должности удален и для наказания поставлен стоять в храме наверху.Однако же, за какую неисправность наказали так тяжко?

Кончилась служба, опять мимо дверника проходит игумен. Глядит на него, как будто ожидает вопроса. И в самом деле, тот спрашивает его: «Скажи, отче, за какую погрешность человек этот осужден стоять наверху?». Игумен собрался ответить простецу и разъяснить, что это образ исходящего из гроба Спасителя Христа, Который называл Себя Пастырем и Дверником, но подумал, что новый послушник уж слишком прост и что таким недогадливым нельзя оставаться, что человеку нужна смышленость, чтобы разуметь притчу и замысловатую речь. Игумен решил — пусть сам догадается, а вслух сказал, что этот Пастырь и Дверник никакого греха не сотворил, и неправды не было в устах Его, но Он взял грехи других, и за чужие беззакония понес наказание.

После этого новый дверник, пришедши в назначенную ему келию, долго не мог заснуть. Ему все думалось о том, как тяжело страдать за других, как тяжело оставаться одному в пустом храме, стоять без отдыха и без пищи день и ночь. На другой день он был  очень опечален, во время обеда ничего не ел, все, что подавали ему за столом, унес с собой. Когда окончилась вечерняя служба, дверник остался один, чтобы подмести и вымыть пол. Он сходил в келию и принес в храм узелок с пищею, которая осталась у него от обеда, потом стал говорить шепотом, чтобы не нарушить церковной тишины, обращаясь к стоящему наверху: «Добрый пастырь, праведный дверник, послушай меня! Ты, наверное, устал стоять там без сна и пищи, сойди сюда. Вот хлеб, вот часть печеной рыбы, вот столоый мед». Но отета не было. Тогда дверник продолжал еще настойчивее: «Добрый пастырь! Ты, может, боишься игумена и не решаешься вкусить пищи, которую я принес тебе? Но ведь игумен наш добрый, он сам жалеет тебя, и обрадуется тому, что ты еще жив. Он говорит, что ты не сделал ничего достойного осуждения, потому я умоляю тебя, сойди и подкрепись пищею». Но и на это было молчание. Тогда дверник продолжал еще настойчивее: Умилосердись надо мною, добрый пастырь, я целую ночь не смыкал глаз, жалея тебя, придумывал, как бы тебе помочь. Сегодня я не дотрагивался до пищи, приберегал ее для тебя. Успокой же меня, сойди сюда, ради Самого Христа, Которого ты, конечно, знаешь. Он не гнушался угощением грешных людей, гостил у мытаря, преломляя с ним хлеб».

После этих слов наверху послышалось движение. Тот, к Кому обращался с усердной молитвой дверник, выступил из углубления стены, в голубой ризе, с сиянием вокруг головы, стал тихо спускаться — легко, словно солнечный луч, по выступам в иконостасе, на середину храма, к простодушному пастушку. Его взор был полон неизъяснимого величия и бесконечной благости. Он взял рыбы печеной, часть сотового меда и вкусил. Дверник вопрошал Его обо всем, а Господь отвечал ему. Эту беседу некоторые иноки, проходившие мимо храма, слышали, и донесли игумену, что в позднюю пору в храме кто-то разговаривал, а кто — неизвестно. Игумен послал за дверником, чтобы спросить у него, кто был в храме.

Дверник явился к игумену, который сразу понял, что с ним случилось что-то особенное, поэтому немедленно спросил

— Что с тобою?

— Ах, отче, — отвечал тот, — какую сладость я испытал в сердце моем несколько минут назад. Душа моя истаивала от радости, когда я слышал этого чудного дверника. Сегодня я принес ему пищу и упросил сойти ко мне вниз, чтобы отдохнуть и подкрепиться.

— Он сошел? — промолвил игумен с благоговейным ужасом.

— Не гневайся на него, отче, — просил простодушный дверник. Если бы ты знал, какая сладость в его речах, ты наверное отложил бы всякий гнев. ты сам бы пришел умолять его, чтобы он никогда не уходил от тебя.

— И Он беседовал с тобой?

— Как же, я удивился, как он может стоять на одном месте на такой высоте, главы не преклонять и хлеба не вкушать. Он ответил мне, что живет в храме, в доме Отца Своего, где уготованы радости всем, кто заслуживает любовь от Него. Тогда я спросил: «Не могу ли я как-нибудь заслужить Его любовь, чтобы жить в доме Отца Его?» Он мне сказал, что уже возлюбил меня, и я пребуду в Его любви и увижу славу Его. Тут от радости и блаженства изнемогло сердце мое, я упал пред Ним и лобызал Его ноги, а когда поднялся с пола, Его уже не было. Он снова стоял на прежнем месте. Игумен слушал сей рассказ, обливаясь слезами.

— Чадо Божие, — сказал он двернику, целуя его, — блаженны очи твои, видевшие то, чего я не мог увидеть в течение всей моей столетней жизни.

На это дверник отвечал:

— Что тебе мешает отправиться в храм и призвать Вышняго Дверника. Если пожелаешь, то и я буду с тобой, так как призывать Его и беседовать с Ним — одно блаженство.

— Нет, я не могу это сделать, — сокрушался игумен, сознавая свое недостоинство. — Но если Он снова сойдет к тебе, то, молю тебя, поговори обо мне, я близок к ста годам жизни, восемьдесят лет несу монашество и шестьдесят лет управляю монастырем. Когда же Он приведет меня в дом Отца Своего? Всю жизнь я к этому стремлюсь и готовлюсь, когда же, наконец?! Старец, говоря это, стенал и заливался слезами.

— Не убивайся, отче, если можно будет поговорить с Ним, я поговорю, — обещал простодушный пастух.

На следующий день, по окончании вечерней службы, со страхом и трепетом, с большим нетерпением игумен ждал дверника. Наконец он явился с лицом, сияющим неземным счастьем. «Радуйся, отче, возрадуемся вместе, что устроилось все как нельзя лучше! Вышний Дверник снова сходил ко мне, и я говорил с Ним о тебе. Он не хотел тебя переводить в обитель Отца Своего, но я упросил Его. Он говорит, что ты еще не совсем готов. Но я рассказал Ему, как ты вчера плакал, вспоминая свои долголетние труды, как желал упокоиться от них! Я пал к ногам Его и умолял Его, говоря: «Ты обещал мне, что возьмешь меня к Своему Отцу. Как ни сладко мне быть с Тобою, как не грустно быть от Тебя вдали, однако пусть я лучше здесь останусь, лишь бы игумен получил желаемое, он так этого хочет, так об этом плачет!» Тогда Он умилосердился и прорек: «Готовьтесь же оба, завтра исполнится желание ваше».

Тут игумен бросился к двернику, благодаря его: «Ты видел Самого Спасителя Иисуса Христа, Он возвестил тебе и мне, что завтра мы с тобой перейдем из этого суетного мира в обитель Отца Небесного. Иисус Христос есть Пастырь наш, а мы — Его овцы, и Он как истинный Дверник отверзает нам вход на небеса, где вселяет нас во дворы Свои. Приготовимся к смерти, которая будет для нас великим счастьем».

После этого игумен сделал последние распоряжения по монастырю, назначил себе приемника, а с простодушным дверником не расставался до последнего вздоха.                                  На утро оба приобщились Святых Христовых Тайн, и, среди хвалебного пения, под сладкую молитву, с неизреченной радостью, отошли от сего мира в вечную          жизнь.http://hram-predtecha.ru/publikacii/article_post/prostoredechnyy-pastushok