ПОЭЗИЯ: ПРОТОИЕРЕЙ ЛЕОНИД САФРОНОВ

Леонид Сафронов родился 19  октября 1955 года  в посёлке Рудничном Верхнекамского  района  Кировской области  в многодетной семье предпоследним ребёнком (всего детей было 14, но четверо умерли во младенчестве). После окончания средней школы был учащимся медицинского училища (два курса), затем учился в культпросветучилище и один год в Литературном  институте.

После срочной службы в Советской  армии, где начинал публиковать свои стихи в армейских газетах, работал в Норильске, в тресте «Норильскгазпром». Сменил много профессий. В конце 1980-х годов вернулся на малую родину. Публиковался в газетах «Заполярная правда», «Красноярский  рабочий», в журналах «Енисей», «Красноярские огни», «Студенческий  меридиан», в коллективных сборниках Красноярска  и  Кирова. В мае 1989 года по рекомендации IX Всесоюзного совещания молодых писателей (семинар Николая  Старшинова) был принят в члены Союза  писателей  СССР.

Леонид Сафронов — настоятель  храма во имя Святителя Николая Чудотворца в посёлке Рудничном, который сам возродил на месте старой разрушенной в советское время церкви, превращённой в здание суда. Отец Леонид открыл в посёлке церковно — приходскую  школу  и преподаёт в ней Слово Божие. Он ведёт церковные службы также в окрестных поселениях и исправительных учреждениях, колониях. По его инициативе уже в семи колониях построены и действуют православные храмы и часовни. В течение многих лет отец Леонид совершает паломничество  на  реку  Великую.

Отец Леонид публиковался также в журнале «Наш современник», «Москва», антологии вятской литературы и др.

Живёт в посёлке Рудничном Кировской области.

День за днём, не греша и не каясь,…

День за днём, не греша и не каясь,
Проживала ты жизнью святой
И не видела, как спотыкаясь,
В небе кружится лист золотой.

На работу брела ты селеньем
И не чуяла, как под пятой
Умирает, охваченный тленьем,
С неба свергнутый лист золотой.

И партейный мужик-председатель
Посреди бессловесных овец
Был не только колхоза создатель —
И семейного мира творец.

И однажды, лишь только однажды,
И с тобой приключились дела:
Ты, духовной не выдержав жажды,
Одинокая, дочь родила.

И за это тебе, как награда:
И уход в пожилые лета,
И по смерти — стальная ограда,
И с крестом из гранита плита.

Облетели за кладбищем рощи.
Мир до веточки ветром продут.

Скоро черви съедят твои мощи,
Внуки дом на дрова продадут.

  МАКАРИЙ

Уж над землёю солнце стынет,
Садясь за дальние холмы.
Бредёт Макарий по пустыне
И в тишине поёт псалмы.

Жизнь коротка, как хвост овечий,
Хошь ты одетый, хошь нагой…
Вдруг видит – череп человечий
Мелькнул, как вечность, под ногой.

Над миром звуки умолкали,
С долин тянуло чабрецом…
«Кто ты такой?» – спросил Макарий.
«Я был языческим жрецом.

Мы поклонялися ваалу,
А с ним другим богам земли.
И скоро к полному развалу
Народ великий привели.

Но если молишься ты, отче,–
В геенском медленном огне,
Где даже день чернее ночи,
На миг легко бывает мне.

И разливается прохлада
По раскалённому жилью,
И, забывая муки ада,
Я умиленья слезы лью».

Кругом пустыня заносила
Песком следы могильных плит.
Святой подумал: «Что за сила
У человеческих молитв?»

У преподобного по коже
Прошёл волнения мороз:
«Почто нас грешных любишь, Боже,
Что паче Ангелов вознёс?!»

      ЗЛАТОУСТ

Улеглось под солнцем море,
Замер ветер, берег пуст…
Проповедует в соборе
Иоанне Златоуст.

Собирает речи в уши
Оживлённый Цареград,
От речей у греков души,
Как светильники, горят.

Даже скифская Россия
Приплелась издалека,
Лишь царица Евдоксия
От народа далека.

На святого злобу копит,
Тайным мщением горит,
Видно, ей библейский опыт
Ни о чём не говорит.

Для царицы речи эти
Солоней морской волны.
В храме люди, словно дети,
Тихим Ангелом полны.

Уж по бабьему указу
По тропе с судьбой свитой
К нелюдимому Кавказу
Приближается святой.

По бокам ослиным пусто,
Всюду грязь и неуют,
Об изгнанье Златоуста
Даже камни вопиют.

Но уже созрел сторицей
Над столицей Божий гнев:
Над расслабленной царицей
Царь сидит, окаменев.

И покуда мнится мужу,
Кто в болезни виноват,
Из супруги злую душу
Бесы с криком тащат в ад.

    АПОСТОЛ  АНДРЕЙ

Как невод, дырявый и рваный,
С топчана вскочив поутру,
Апостол Андрей Первозванный
Торопится к брату Петру.

Покинув родимую кровлю,
Шагает, собак разозля,
Спешит он на рыбную ловлю
Пока не проснулась заря.

Вдруг видит: какой-тот Прохожий –
Засмотришься, хошь, иль не  хошь –
На всех человеков похожий
И чем-то на всех не похож.

Вот был бы рыбак помудрее,
Но был он покуда земной.
Промолвил Прохожий: «Андрее,
В Апостолах следуй за мной!»

Такая великая сила
В словах исходила из уст:
Как будто насквозь оросило
Андрея, как ивовый куст.

Не чувствуя времени трату,
Что солнце встаёт из-за вод,
Спешит он к родимому брату:
«Скорей, нас Учитель зовёт!»

ПРОРОК  ИЛЬЯ

От лиловой тучки в небе
Между ёлок и елей,
Отслужив Илье молебен,
Пробирался иерей.

«Мне б, дырявому, худому,
По местам лесным, глухим
До родимого до дому
Добрести, как гусь, сухим.

Ни копытца, ни корытца
Не встречалось в те разы,
Даже некуда укрыться
От грохочущей грозы.

Замолчали птичьи трели,
Как в полночные часы,
С неба чёрного смотрели
Огненные очесы.

Вдруг глядит: с травой телега.
Рыжий парень на возу:
«Сядь-ка, батька! до ночлега
Без запинки довезу».

По дороге лупит ливень,
Льётся с ёлок, как елей.
Сном глубоким осчастливлен
Едет в сене иерей.

И ему с устатку снится
Пара тёплого белья,
И возница не возница,
А святой пророк Илья.

     ТРОИЦА

Июньское солнце, как жаркая шуба,
На голую землю надето…
Сидит Авраам у Мамврийского дуба,
А думы на родине где-то,

На родине где-то в далекой Халдее,
Где он себя помнит младенцем.
От дум Аврааму с нутра холоднее
Под солнцем пустынным под сердцем.

Он видит в далёкой Халдее могилы
Родные стоят одиноко,
Его оставляют последние силы,
А думы далёко-далёко…

В Мамврийской дубраве вокруг ни колодца,
На дело ленивы харранцы,
Идут к Аврааму три тени от солнце,
Три гостя, видать, чужестранцы.

Откуда взялась у столетнего сила?
Как небо сияли те лица.
Уж Сарра лепёшки давно замесила,
К обеду готова телица.

Вдруг солнце в очах заходило кругами
На главах гостей, почивая;
У них под седыми от пыли ногами
Забила вода ключевая.

Насквозь Аврааму промыло все кости,
И мигом забыты потери;
Почуял старик, что за чудные гости
К нему на обет залетели.

«Узнай, Авраам! Через год тебе сына
Родит престарелая Сарра…» –
Стоит перед ними старик, как лесина,
Смолою глаза затесало.

А Сарра-старушка смеётся сквозь горе
Подсев к Аврааму седому,
Уж странные гости уходят к Гоморре,
Торопятся с гневом к Содому.

А Сарра смеётся, глуха и беззуба,
И плачет, стара и бездетна…
Сидит Авраам у Мамврийского дуба,
А думы на родине где-то…

        ЛОТ

Из Гоморры и Содома
Лот с семьей своей бежит.
Уж за ними вместо дома
Море мёртвое лежит.

За холмами солнце село
Только даль, как день, светла:
С неба огненная сера
Всё кругом сожгла дотла.

То ль нашла под старость дурость,
То ль тоской обожжена,
Но взяла и оглянулась
К дому Лотова жена.

Что увидела она там,
Пожалевшая тряпье?
Ни один уже анатом
Не отыщет труп её.

С дочерями сквозь селенья,
Как младенец, бос и гол,
Лот бежит быстрей еленя
К месту жительства в Сигор.

Отдышавшись от испугу,
Он гуляет под луной,
Где, похожий на супругу,
Столп белеет соляной.

Как ходячее болото,
Наступает резко ночь,
Напоив допьяна, Лота
Тянет спать с собою дочь.

И хохочет до уморы
Бес над ними «Ха!» да «Хи!»
Навевая им гоморры
И содомские грехи.

    ХАМ

По родительским грехам
Воздается детям…
Над отцом хохочет Хам,
Донага раздетым.

Не глазеют вместе с ним
На отца без платья
Ни-ни Иафет, ни Сим
Сыновья и братья.

Задом пятятся к отцу
Чтоб укрыть нагого,
Уж готовит мир к концу
Грозный Иегова.

Не вино всему виной,
А иная драма…
Поутру, очнувшись, Ной
Проклинает Хама.

            ЗМЕЙ

Одурев от шального полёта,
Над борами рассыпав ветра,
Он цеплялся хвостом за болота
И на кочках дремал до утра;

Лишь спросонок лакал отупело
Застоялую муть пузырей,
И болотная ягода спела
От огня из широких ноздрей.

Приходили за клюквою бабы,
В сапогах на дырявый фасон.
Он хватал их в крылатые лапы,
Как столетний чудовищный сон,

Уносил их в заморские дали,
Одинокий, как звук от ружья,
Но они с ним такое видали,
Что и дать не давали мужья.

А когда он назад возвращался,
Над болотиной делая крюк,
С каждой бабой особо прощался,
Как с супругою верный супруг.

Бабы рожь перезрелую жали,
Раздобрев от чудовищных снов,
На снопах прямо в поле рожали
На отцов не похожих сынов.

И опять уходили в болота,
Не боясь ни гадюк, ни ужей,
И веками искали кого-то,
Позабыв про детей и мужей.

А сыны их, натрескавшись хлеба,
Становились взрослей, матерей
И с тоскою глядели на небо,
Поджидая отцов, матерей.

ЖЕЛЕЗНЫЕ КРЕСТЫ

В посёлке Рудничном на кладбище военнопленных
несколько лет тому назад
стараниями родственников умерших
были водружены железные кресты.

За облетевшим перелеском,
Где жизни пройдены пласты,
На старом кладбище немецком
Стоят железные кресты.

Ни фотографии, ни даты –
Весь мир в могильный холмик сжат:
Зачем нерусские солдаты
Вдали от родины лежат?

Кругом колючая ограда:
Лежи смиренно, крест неси…
Какая высшая награда
Нашла героев на Руси!

А там, на родине далёкой,
Свою судьбу испив до дна,
С тех пор в квартире одинокой
Томится фрау не одна.

Как долгожданную победу,
Пока надеждою полны,
Живут и ждут мужей к обеду
С давно оконченной войны.

И, не притрагиваясь к пище,
Сидят задумчиво оне:
Им снится старое кладбище
В далёкой русской стороне.

СВЯТИТЕЛЬ  ПРОХОР

Как-то раз епископ Прохор,
Ярославский иль Тверской,
Раз в году сбирал по крохам
Где деньгой, а где горохом
Хлеб насущный с тьмы мирской.

Целый месяц объезжая
Многогрешный сей уезд,
Никого не обижая,
Лишь избытки урожая
За столом слегка уест.

Иереи рады очень
Раз в году давать обед.
Месяц сечень житом сочен.
Как всегда спасала осень
Сельских батюшек от бед.

А в душе, небось, что волки:
В пост готовы мясо есть…
Ехал Прохор мимо Волги
И с седьмых небес двуколки
Вдруг решил на землю сесть.

Видит Прохор: место лепо,
Ярославль достать рукой.
Сел. И солнце, будто репа,
Дня короткого укрепа,
Тоже село за рекой.

Разом сумерки нависли,
Что египетская мгла.
Лепоту сменили мысли:
Обратиться вниз ли, ввысь ли
В срочных поисках угла.

Целый час кряхтел и охал,
Лбом долбя земную пядь,
Без угла смиренный Прохор,
Сея пот с чела горохом,
И решил в палатке спать.

Полотно – оно не брёвна,
Но с устатку сон глубок.
Вдруг к полночи кто-то, ровно,
Толк святителя под бок.

Видит Прохор: там за Волгой
Столп огня стоит до звёзд,
От столпа дугою долгой
Через Волгу выгнут мост.

По мосту ступает Прохор,
Митрой небо бороздя,
Смотрит: сделан мост неплохо,
Без единого гвоздя,

Без перил, без перекладин,
Посерёдке – две звезды…
Для ходьбы, как будто ладен,
Так ли годен для езды?

К Богу ревностью пылая,
В колеснице, дождь лия,
До святого Николая
Едет дедушка Илья.

У пророка око – пика:
Не гляди, что староват!
В страхе крестится владыка
И бормочет: «Свят! свят! свят!»

Под рукой Ильёвой слева,
Словно Ева из ребра,
Проросло из рая древо:
Древа зла или добра?

Тут Илья ломает вицу  –
У пророка нрав крутой:
«Ты почто вчерась вдовицу
Приобидел с сиротой?»

Над Ильёю кверху днищем
Золотой луны овал:
«А почто, епископ, нищим
Неохотно подавал?!»

От Ильёвой колесницы
У моста горит настил:
«А темницы, а больницы
Сколько раз ты посетил?!»

И пока он в душу грохал,
Уши делались тужей…
«Плохо дело, – думал Прохор,-
Как бы не было хужей…»

От душевного раскола
Не спастись и во брони…
«Ты меня, святой Никола,
От Ильи оборони!»

Тут выходит из-за ночи
В бороде, епископ тож:
«Ты почто, святой пророче,
Нас, святителей, гнетёшь?!

Без тебя в душе морока,
Ты нас, брат, не распаляй!» –
Так милей Ильи-пророка
Нам святитель Николай.

Вот, не пеши и не конны,
Ублажая в брюхе зуд,
Безобразные драконы
Ко святителю ползут.

Заросли зубами пасти,
Лапы в лапти не обуть…
«Эй, не дайте мне пропасти!
Флоре, Лавре! Кто-нибудь!..

Отвечают Флоре, Лавре:
«Что грохочешь, жезл витой?!
Там у вас, в Московской Лавре
С давних лет лежит святой.

Жил в лесу, дружил с медведем,
Сотни верст ходил пешком…
Ну, а мы – в двуколке едем,
Распустив живот мешком.

И ещё святые были –
На коне всю жизнь верхом,
Ну, а мы – и на кобыле
Пополам сидим с грехом.

Иоанн-святой на бесе
Раз летал в Иерусалим,
Мы же, иже в поднебесье,
По мосту идём, пылим».

Так святые Лавр и Флоре
Над одним чинили суд,
Их уста устали вскоре,
Прикорнули на кокоре…
А животные – ползут.

Что у них там на уме-то?
Да и есть ли там ли ум?
В том уме по всем уметам,
В хламе этом – глум да хрум.

Перед Богом Прохор плачет,
Новый мост слезой кропит,
Слышит: в ночи кто-то скачет –
Гром летит из-под копыт.

То к нему с небесных взгорий,
Как желанный свет в окне,
Скачет мученик Егорий
На сияющем коне.

Под луной сверкнула пика,
На копыто меток конь, –
В страхе крестится владыка, –
С неба падает дракон.

Жезл владыки под рукою,
Батогов митрополит,
Спотыкаясь, над рекою
Дальше с Прохором пылит.

Пыль густая, голубая
Лезет в очи, в уши, в рот…
Бродит Прохор, пыль хлебая,
В тёмном небе ищет брод.

Так идут они с молитвой,
Всё в куренье голубом,
Словно воин перед битвой –
И столкнулись со столбом.

На столбе сидит божница.
На божнице – Божья Мать.
Хоть Божница – не синица,
Крыльев нет, а не споймать.

И при сём фаворском свете,
Просветлев в конце моста,
Он увидел все на свете
Злополучные места.

Видит Прохор: место дико –
Русь завязана узлом…
Почесал, кряхтя, владыка
Лоб поломанным жезлом.

Бросил жезл среди бурьяна –
Повернул оглобли вспять.
И поплёлся утром рьяно
Тихим сапом досыпать.

Поросла эпоха мохом,
Век промчался днём одним.
Стал святым епископ Прохор,
Светлый нимб взошёл над ним.

Почивает мирно в Лавре
Он, со всех сторон тесним.
И святые Флор и Лавре
Бродят в небе вместе с ним.

А на том, на месте этом
Божий храм взошёл столпом,
Озарён небесным светом
И земным отмечен лбом.

КРЕЩЕНИЕ РУСИ
То ли замер, то ли вымер
Стольный Киев-град:
Из Корсуни князь Владимр
Едет, Богу рад.

В голове его решенье:
«Ох, ты, гой еси!
Завтра ж сделаю крещенье
Киевской Руси!

Пальцем граждан не ударю,
Не куплю на лесть,
Но, подобно государю,
Каждый в воду лезь!»

На Владимира дружина
Хмуро косит глаз,
Как ружейная пружина,
Тайно напряглась:

Не охота мазать миром
Окаянный лоб,
Ей сподручнее с кумиром
Лечь в дубовый гроб.

За днепровским перевозом,
Золочёный врун,
По воде плывёт навозом
Сверженный Перун.

Плачет пьяная дружина
У жида в корчме:
«Продал душу князь-вражина
Греческой чуме!

Не пирушка и не битва
Ноне не нужна!
В голове теперь молитва
Да одна жена!»

Подгулявшую ватагу
Утешает жид:
Подливает зелье в брагу,
Голосок дрожит,

Крутит пальцем пейсы в кольца,
Пред дружиной гнясь:
«Ноне вылез в богомольца
Сын рабыни князь».

Кабаки, корчмы, базары
Встали там и тут –
Неразумные хазары
Князю сеть плетут.

ИСТОЧНИК: https://www.stihi.ru/avtor/safronow

Print your tickets